Split (1)

train · 12k rows

input stringlengths 29 258	target stringlengths 115 300
принимал сторону Филиппа и был намерен во что бы то ни	стало разъяснить это дело. По невольному чувству деликатности, как будто ничего не замечая, я отошел в сторону; но присутствующие лакеи поступили совсем иначе: они подступили ближе, с одобрением посматривая на
"Von al-len Lei-den-schaf-ten die grau-sam-ste ist... ha ben sie geschrieben?"* [Из всех	пороков самый тяжкий... написали?]. Здесь он остановился, медленно понюхал табаку и продолжал с новой силой: "die grausamste ist die Un-dank-bar-keit... Ein grosses U"*[Самый тяжкий есть Неблагодарность... Большое Н] В ожидании
он? кто были его родители? что побудило его избрать странническую жизнь, какую он вел? Никто не знал этого. Знаю только	то, что он с пятнадцатого года стал известен как юродивый, который зиму и лето ходит босиком, посещает монастыри, дарит образочки тем, кого полюбит, и говорит загадочные слова, которые некоторыми принимаются
ни советовалась об этом предмете, все-таки опыт привел меня к тому, что	я убедилась в необходимости действовать на детей страхом. Чтобы что-нибудь сделать из ребенка, нужен страх... не так ли, mon cousin? А чего, je vous demande un peu *[я вас спрашиваю],
Дверь скрипнула, и в комнату вошел дьячок на смену. Этот шум разбудил меня, и первая мысль, которая пришла мне, была та, что, так как	я не плачу и стою на стуле в позе, не имеющей ничего трогательного, дьячок может принять меня за бесчувственного мальчика, который из шалости или любопытства забрался на стул: я перекрестился,
чинно сидела на одном из кресел, симметрично, под прямым углом, примыкавшем к дивану,	и строгим, но сдержанным голосом давала наставления сидевшим подле нее девочкам. Как только Карл Иваныч вошел в комнату, она взглянула на него, тотчас же отвернулась, и лицо ее приняло выражение,
о выгодах господских самые странные понятия. Он вечно заботился о приращении собственности своего господина на счет	собственности госпожи, стараясь доказывать, что необходимо употреблять все доходы с ее имений на Петровское (село, в котором мы жили). В настоящую минуту он торжествовал, потому что совершенно успел в этом.
висели две линейки: одна - изрезанная, наша, другая - новенькая, собственная, употребляемая им более для поощрения,	чем для линевания; с другой - черная доска, на которой кружками отмечались наши большие проступки и крестиками - маленькие. Налево от доски был угол, в который нас ставили на колени.
и, указывая на какие-то конверты, бумаги и кучки денег, горячился	и с жаром толковал что-то приказчику Якову Михайлову, который, стоя на своем обычном месте, между дверью и барометром, заложив руки за спину, очень быстро и в разных направлениях шевелил пальцами.
pas danser, si vous ne savez pas!* [Не нужно было танцевать, если не	умеешь!] - сказал сердитый голос папа над моим ухом, и, слегка оттолкнув меня, он взял руку моей дамы, прошел с ней тур по-старинному, при громком одобрении зрителей, и привел ее
увядшим белым цветком дикого клевера и села на него. Не знаю, солнышко ли	ее пригрело, или она брала сок из этой травки, - только видно было, что ей очень хорошо. Она изредка взмахивала крылышками и прижималась к цветку, наконец совсем замерла. Я положил
подробностию, называя каждую лошадь по имени. Володина лошадь хромала; папа велел оседлать для него охотничью. Это слово: "охотничья лошадь" -	как-то странно звучало в ушах maman: ей казалось, что охотничья лошадь должна быть что-то вроде бешеного зверя и что она непременно понесет и убьет Володю. Несмотря на увещания папа и
признаемся, но которые почти никогда - даже в самой сильной печали	- не оставляют нас, лишают ее силы, достоинства и искренности. Наталья же Савишна была так глубоко поражена своим несчастьем, что в душе ее не оставалось ни одного желания, и она
настоящим горем. Прежде и после погребения я не переставал плакать и был грустен, но мне совестно вспомнить эту грусть, потому что к ней всегда примешивалось	какое-нибудь самолюбивое чувство: то желание показать, что я огорчен больше всех, то заботы о действии, которое я произвожу на других, то бесцельное любопытство, которое заставляло делать наблюдения над чепцом Мими
начинал кричать: "Ату! ату!" Тогда Жиран рвался так сильно, что я насилу мог удерживать его и не	раз упал, покуда добрался до места. Избрав у корня высокого дуба тенистое и ровное место, я лег на траву, усадил подле себя Жирана и начал ожидать. Воображение мое, как всегда
как вошел в наш дом, не переставал вздыхать и плакать,	что, по мнению тех, которые верили в его способность предсказывать, предвещало какую-нибудь беду нашему дому. Он стал прощаться и сказал, что завтра утром пойдет дальше. Я подмигнул Володе и вышел
на цыпочках, плавно кругообразно разводя ногами; а выходит что танцуют совсем не так.	Вон и Ивины, и Этьен, и все танцуют, а pas de Basques не делают; и Володя наш перенял новую манеру. Недурно!.. А Сонечка-то какая милочка?! вон она пошла..." Мне было
твердил, что это упрямство, кукольная комедия (это было любимое его	слово), угрожал линейкой и требовал, чтобы я просил прощенья, тогда как я от слез не мог слова вымолвить; наконец, должно быть, чувствуя свою несправедливость, он ушел в комнату Николая и
противными его халат, шапочку и кисточку; теперь, напротив, все это казалось мне чрезвычайно милым,	и даже кисточка казалась явным доказательством его доброты. Я сказал ему, что плачу оттого, что видел дурной сон, - будто maman умерла и ее несут хоронить. Все это я выдумал,
отчего происходил тот сильный тяжелый запах, который, смешиваясь с запахом ладана, наполнял комнату; и мысль,	что то лицо, которое за несколько дней было исполнено красоты и нежности, лицо той, которую я любил больше всего на свете, могло возбуждать ужас, как будто в первый раз открыла
спрятавшись за отворенной дверью буфета, стояла на коленях сгорбленная седая старушка. Соединив руки и	подняв глаза к небу, она не плакала, но молилась. Душа ее стремилась к Богу, она просила его соединить ее с тою, кого она любила больше всего на свете, и твердо
сел у ног и достал из кармана табакерку. Я притворился, будто	сплю. Карл Иваныч сначала понюхал, утер нос, щелкнул пальцами и тогда только принялся за меня. Он, посмеиваясь, начал щекотать мои пятки. - Nun, nun, Faulenzer!* [Ну, ну, ленивец!] - говорил
кафтан и на подрясник; в руке он держал огромный посох. Войдя в комнату, он из всех сил стукнул им по полу и,	скривив брови и чрезмерно раскрыв рот, захохотал самым страшным и неестественным образом Он был крив на один глаз, и белый зрачок этого глаза прыгал беспрестанно и придавал его и без
лени. Насчет предсказаний, - прибавила она со вздохом и помолчав немного,	- je suis payée pour y croire*[я заплатила за то, чтобы им верить]; я тебе рассказывала, кажется, как Кирюша день в день, час в час предсказал покойнику папеньке его кончину.
но о чем они? Они неуловимы, но исполнены чистой любовью и надеждами на светлое счастие. Вспомнишь, бывало, о Карле Иваныче и его горькой участи	- единственном человеке, которого я знал несчастливым, - и так жалко станет, так полюбишь его, что слезы потекут из глаз, и думаешь: "Дай Бог ему счастия, дай мне возможность помочь
пользовался вообще, в особенности между дамами, репутацией очень ученого человека; во-вторых, он носил рыжие усы, большую рубиновую булавку в черном атласном шарфе, концы которого были	просунуты под помочи, и светло-голубые панталоны с отливом и со штрипками; в-третьих, он был молод, имел красивую, самодовольную наружность и необыкновенно видные, мускулистые ноги. Заметно было, что он особенно дорожил
на подушки, она до самого конца не переставала разговаривать с	священником, вспомнила, что ничего не оставила бедным, достала десять рублей и просила его раздать их в приходе; потом перекрестилась легла и в последний раз вздохнула, с радостной улыбкой, произнося имя
учитель, укладывая карандаши и рейсфедер в задвижной ящичек, - теперь прекрасно, и вы больше не прикасайтесь. Ну, а	вы, Николенька, - прибавил он, вставая и продолжая искоса смотреть на турка, - откройте наконец нам ваш секрет: что вы поднесете бабушке? Право, лучше было бы тоже головку. Прощайте, господа,
руку в коротеньких рукавчиках за локоть и припал к ней	губами. Катенька, верно, удивилась этому поступку и отдернула руку: этим движением она толкнула сломанный стул, стоявший в чулане. Гриша поднял голову, тихо оглянулся и, читая молитвы, стал крестить все углы.
почти шесть месяцев после описанного мною дня, отец вошел к нам на верх,	во время классов, и объявил, что нынче в ночь мы едем с ним в деревню. Что-то защемило у меня в сердце при этом известии, и мысль моя тотчас же обратилась
о серьезном: ты мне пишешь, что дела твои идут нехорошо	эту зиму и что тебе необходимо будет взять хабаровские деньги. Мне даже странно, что ты спрашиваешь на это моего согласия. Разве то, что принадлежит мне, не принадлежит столько же я
maman старалась найти что-нибудь хорошее в моем лице: говорила, что у	меня умные глаза, приятная улыбка, и наконец, уступая доводам отца и очевидности, принуждена была сознаться, что я дурен; и потом, когда я благодарил ее за обед, потрепала меня по щеке
в одинаковой мере. Я с сильным нетерпением следил за всеми признаками, доказывавшими близость обеда. Вот дворовая женщина с мочалкой	идет мыть тарелки, вот слышно, как шумят посудой в буфете, раздвигают стол и ставят стулья, вот и Мими с Любочкой и Катенькой (Катенька - двенадцатилетняя дочь Мими) идут из саду;
она как будто разговаривает; я открыла глаза, смотрю: она, моя	голубушка, сидит на постели, сложила вот этак ручки, а слезы в три ручья так и текут. "Так все кончено?" - только она и сказала и закрыла лицо руками. Я вскочила,
он считал хорошими и находил, что так всегда и всем	поступать должно. Он говорил очень увлекательно, и эта способность, мне кажется, усиливала гибкость его правил: он в состоянии был тот же поступок рассказать как самую милую шалость и как низкую
ничего и никого не видал, кроме Сонечки. Видел я, как подобрали ее локоны, заложили их за уши и открыли части лба и	висков, которых я не видал еще; видел я, как укутали ее в зеленую шаль, так плотно, что виднелся только кончик ее носика; заметил, что если бы она не сделала своими
- продолжал он с расстановкой, - что должны получиться деньги	с залогов, с мельницы и сена. (Высчитывая эти статьи, он кинул их на кости.) Так я боюсь, как бы нам не ошибиться в расчетах, - прибавил он, помолчав немного и
часто находили минуты отчаяния: я воображал, что нет счастия на земле для человека с таким широким	носом, толстыми губами и маленькими серыми глазами, как я; я просил Бога сделать чудо - превратить меня в красавца, и все, что имел в настоящем, все, что мог иметь в
и я совершенно спокойна. Не утешай же себя напрасно надеждой,	чтобы это были ложные, неясные предчувствия боязливой души. Нет, я чувствую, я знаю - и знаю потому, что Богу было угодно открыть мне это, - мне осталось жить очень недолго.
нагнули ему голову и поставили ее на лексиконы; я и Сережа	схватили бедного мальчика за тоненькие ноги, которыми он махал в разные стороны, засучили ему панталоны до колен и с громким смехом вскинули их кверху; младший Ивин поддерживал равновесие всего туловища.
это больно! Я не перестаю молить его об одном, чтобы он	избавил нас... не от бедности (что бедность?), а от того ужасного положения, когда интересы детей, которые я должна буду защищать, придут в столкновение с нашими. До сих пор господь исполнял
все эти интересные вещи, а потом с визгом и топотом побежали на верх одеваться, и одеваться так, чтобы как можно более походить	на охотников. Одно из главных к тому средств было всучивание панталон в сапоги. Нимало не медля, мы принялись за это дело, торопясь скорее кончить его и бежать на крыльцо наслаждаться
Катеньки. Я давно уже привык к ее свеженькому белокуренькому личику и всегда любил	его; но теперь я внимательнее стал всматриваться в него и полюбил еще больше. Когда мы подошли к большим, папа, к великой нашей радости, объявил, что, по просьбе матушки, поездка отложена
Татищева, положенные им в виде пьедестала на середину комнаты, и при этом выделывал	ногами такие уморительные штуки, что невозможно было удержаться от смеха. После этой последней штуки он задумался, помигал глазами и вдруг с совершенно серьезным лицом подошел к Иленьке: "Попробуйте сделать это;
к круглому столу, я изобразил синего зайца, потом нашел нужным переделать из синего	зайца куст. Куст тоже мне не понравился; я сделал из него дерево - скирд, из скирда - облако и наконец так испачкал всю бумагу синей краской, что с досады разорвал
комната, было решительно все. Что бы ни понадобилось, обыкновенно говаривали: "Надо спросить у Натальи Савишны", - и действительно, порывшись немного,	она находила требуемый предмет и говаривала: "Вот и хорошо, что припрятала". В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме ее, не знал и не заботился.
двери гостиной. К ней подходил высокий молодой человек, как я заключил, с целью пригласить	ее; он был от нее в двух шагах, я же - на противоположном конце залы. В мгновение ока, грациозно скользя по паркету, пролетел я все разделяющее меня от нее пространство
Петровское. Теперь деньги, которые находятся в конторе, - продолжал папа (Яков смешал прежние двенадцать тысяч и кинул двадцать одну тысячу), - ты принесешь мне	и нынешним же числом покажешь в расходе. (Яков смешал счеты и перевернул их, показывая, должно быть, этим, что и деньги двадцать одна тысяча пропадут так же.) Этот же конверт с
я маленький, но зачем он тревожит меня? Отчего он не бьет мух около Володи ной постели? вон их сколько! Нет, Володя старше меня; а я меньше	всех: оттого он меня и мучит. Только о том и думает всю жизнь, - прошептал я, - как бы мне делать неприятности. Он очень хорошо видит, что разбудил и испугал
больно, что Сережа тотчас же оставил его ноги, схватился за	глаз, из которого потекли невольно слезы, и из всех сил толкнул Иленьку. Иленька, не будучи более поддерживаем нами, как что-то безжизненное, грохнулся на землю и от слез мог только выговорить:
и что нам должно приготовить к этому дню подарки, мне пришло в голову написать ей стихи на этот случай, и я	тотчас же прибрал два стиха с рифмами, надеясь так же скоро прибрать остальные. Я решительно не помню, каким образом вошла мне в голову такая странная для ребенка мысль, но помню,
маленькая, маленькая - лицо ее не больше пуговки; но оно мне все так же	ясно видно: вижу, как она взглянула на меня и как улыбнулась. Мне нравится видеть ее такой крошечной. Я прищуриваю глаза еще больше, и она делается не больше тех мальчиков, которые
бы здесь была Наталья Савишна: у нее, верно бы, нашлись	и перчатки. Вниз идти нельзя в таком виде, потому что если меня спросят, отчего я не танцую, что мне сказать? и здесь оставаться тоже нельзя, потому что меня непременно хватятся.
был мой стыд, когда вслед за гончими, которые в голос вывели	на опушку, из-за кустов показался Турка! Он видел мою ошибку (которая состояла в том, что я не выдержал) и, презрительно взглянув на меня, сказал только: "Эх, барин!" Но надо знать,
стоял у изголовья гроба, был бледен, как платок, и с заметным трудом удерживал слезы. Его высокая фигура в черном фраке, бледное выразительное лицо и, как всегда, грациозные	и уверенные движения, когда он крестился, кланялся, доставая рукою землю, брал свечу из рук священника или подходил ко гробу, были чрезвычайно эффектны; но, не знаю почему, мне не нравилось в
кресле с видом совершенного презрения. - Да, мой друг, - продолжала бабушка после минутного молчания, взяв в руки один из	двух платков, чтобы утереть показавшуюся слезу, - я часто думаю, что он не может ни ценить, ни понимать ее и что, несмотря на всю ее доброту, любовь к нему и
него и молча кивнул головой. Во время путешествия он заметно успокоился; но по мере приближения к дому лицо его все более и более принимало печальное выражение, и когда, выходя из	коляски, он спросил у выбежавшего, запыхавшегося Фоки: "Где Наталья Николаевна?", голос его был нетверд и в глазах были слезы. Добрый старик Фока, украдкой взглянув на нас, опустил глаза и, отворяя
положении религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: Господи помилуй, но каждый раз с новой силой	и выражением; то говорил он: прости мя, господи, научи мя, что творить... научи мя что творити, господи! - с таким выражением, как будто ожидал сейчас же ответа на свои слова;
ее комнатку, усядешься и начинаешь мечтать вслух, нисколько не стесняясь ее присутствием. Всегда она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была	наполнена ее комната, или записывала белье и, слушая всякий вздор, который я говорил, "как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом
всегда будут презирать... мне закрыта дорога ко всему: к дружбе, любви, почестям... все пропало!! Зачем Володя делал мне знаки, которые	все видели и которые не могли помочь мне? зачем эта противная княжна так посмотрела на мои ноги? зачем Сонечка... она милочка; но зачем она улыбалась в это время? зачем папа
и беру вас с собою, - сказал он. - Вы	будете жить у бабушки, а maman с девочками остается здесь. И вы это знайте, что одно для нее будет утешение - слышать, что вы учитесь хорошо и что вами довольны.
четвереньки, живо представляя себе ее личико, закрыл голову одеялом, подвернул его под себя со	всех сторон и, когда нигде не осталось отверстий, улегся и, ощущая приятную теплоту, погрузился в сладкие мечты и воспоминания. Устремив неподвижные взоры в подкладку стеганого одеяла, я видел ее так
детей. Может быть, я успею еще раз обнять тебя и благословить их: это мое одно последнее	желание. Я знаю, какой ужасный удар наношу тебе; но все равно, рано или поздно, от меня или от других, ты получил бы его; постараемся же с твердостию и надеждою на
притворялся! - закричал я, заметив по его блестящим глазам, что он нисколько	не думал о сне, и откинул одеяло. - Давай лучше толковать о ней. Не правда ли, что прелесть?.. такая прелесть, что, скажи она мне: "Николаша! выпрыгни в окно или бросься
тетку, - говорила она, целуя Володю в волосы, - хотя	я вам и дальняя, но я считаю по дружеским связям, а не по степеням родства, - прибавила она, относясь преимущественно к бабушке; но бабушка продолжала быть недовольной ею и отвечала:
в Москве?] - сказал я ей и после утвердительного ответа продолжал:	- Et moi, je n'ai encore jamais fréquenté la capetale"[А я еще никогда не посещал столицы], - рассчитывая в особенности на эффект слова "fréquenter"[посещать]. Я чувствовал, однако, что, хотя это
говорил в этом духе Карл Иваныч: говорил о том, как лучше умели ценить	его заслуги у какого-то генерала, где он прежде жил (мне очень больно было это слышать), говорил о Саксонии, о своих родителях, о друге своем портном Schönheit и т. д. и
ужасная! Я помню, как он рассказывал ее Николаю, - ужасно быть	в его положении!" И так жалко станет, что, бывало, подойдешь к нему, возьмешь за руку и скажешь: "Lieber*[Милый] Карл Иваныч!" Он любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и
самого выезда на большую дорогу, около того мостика, который всегда наводил на меня ужас, лошади завязли в грязи. День был прекрасный, и мне вздумалось пройтись пешком	до большой дороги, покуда вытаскивали коляску. Дойдя до часовни, я очень устала и села отдохнуть, а так как, покуда собирались люди, чтоб вытащить экипаж, прошло около получаса, мне стало холодно,
раз, с различными интонациями и с выражением величайшего удовольствия, прочел он это изречение, выражавшее	его задушевную мысль; потом задал нам урок из истории и сел у окна. Лицо его не было угрюмо, как прежде; оно выражало довольство человека, достойно отмстившего за нанесенную ему обиду.
одуревающей застенчивости, и, чувствуя, что у меня никогда недостанет духу поднести свой подарок, я спрятался за	спину Карла Иваныча, который, в самых отборных выражениях поздравив бабушку, переложил коробочку из правой руки в левую, вручил ее имениннице и отошел несколько шагов, чтобы дать место Володе. Бабушка, казалось,
"Посмотреть ли на нее еще или нет?.. Ну, в последний раз!" - сказал я сам	себе и высунулся из коляски к крыльцу. В это время maman, с тою же мыслью, подошла с противоположной стороны коляски и позвала меня по имени. Услыхав ее голос сзади себя,
долго продолжаться, во-первых потому, что любопытство мое было насыщено, а во-вторых потому, что я отсидел себе ноги, сидя на одном месте, и мне хотелось	присоединиться к общему шептанью и возне, которые слышались сзади меня в темном чулане. Кто-то взял меня за руку и шепотом сказал: "Чья это рука?" В чулане было совершенно темно; но
наружности этого человека скорее можно было подумать, что он едет на смертный бой, чем на охоту. Около задних ног его лошади пестрым, волнующимся клубком бежали сомкнутые гончие. Жалко было видеть,	какая участь постигала ту несчастную, которой вздумывалось отстать. Ей надо было с большими усилиями перетянуть свою подругу, и когда она достигала этого, один из выжлятников, ехавших сзади, непременно хлопал по
была какая-то пыльная мгла, горизонт был серо-лилового цвета; но ни одной тучки не было	на небе. Сильный западный ветер поднимал столбами пыль с дорог и полей, гнул макушки высоких лип и берез сада и далеко относил падавшие желтые листья. Я сидел у окна и
матушка улыбалась, как ни хорошо было ее лицо, оно делалось несравненно лучше, и кругом все как будто веселело. Если бы в тяжелые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту	улыбку, я бы не знал, что такое горе. Мне кажется, что в одной улыбке состоит то, что называют красотою лица: если улыбка прибавляет прелести лицу, то лицо прекрасно; если она
но одно обстоятельство чуть-чуть не расстроило всего. Сережа был разбойник: погнавшись за проезжающими, он споткнулся и на всем бегу	ударился коленом о дерево, так сильно, что я думал, он расшибется вдребезги. Несмотря на то, что я был жандарм и моя обязанность состояла в том, чтобы ловить его, я подошел
со мной сделала! - сказал папа, улыбаясь и приставив руку	ко рту с той стороны, с которой сидела Мими. (Когда он это делал, я всегда слушал с напряженным вниманием, ожидая чего-нибудь смешного.) - Зачем ты мне напомнила об его ногах?
повторил их, но громче и с большим одушевлением. Он начал говорить свои слова, с заметным усилием стараясь выражаться	по-славянски. Слова его были нескладны, но трогательны. Он молился о всех благодетелях своих (так он называл тех, которые принимали его), в том числе о матушке, о нас, молился о себе,
середине стиха, чтобы с улыбкой, которая тогда мне казалась насмешливою, взглянуть на папа, когда она произносила не так, как мне хотелось, и когда по слабости зрения, не	дочтя до конца, она передала бумагу папа и попросила его прочесть ей все сначала? Мне казалось, что она это сделала потому, что ей надоело читать такие дурные и криво написанные
бы ты видела, как он был тронут, когда я ему сказал, чтобы он оставил эти	пятьсот рублей в виде подарка... но что забавнее всего - это счет, который он принес мне. Это стоит посмотреть, - прибавил он с улыбкой, подавая ей записку, написанную рукою Карла
минута предстоит нам. Самые пустые мысли бродили в моей голове. Я	задавал себе вопросы: какой ямщик поедет в бричке и какой в коляске? кто поедет с папа, кто с Карлом Иванычем? и для чего непременно хотят меня укутать в шарф и
Грап был сын бедного иностранца, который когда-то жил у моего деда, был чем-то ему обязан и почитал теперь своим	непременным долгом присылать очень часто к нам своего сына. Если он полагал, что знакомство с нами может доставить его сыну какую-нибудь честь или удовольствие, то он совершенно ошибался в этом
Ивиными, я очень свободно, даже несколько холодно поговорил с Сережей	и пожал ему руку. Если он понял, что с нынешнего дня потерял мою любовь и свою власть надо мною, он, верно, пожалел об этом, хотя и старался казаться совершенно равнодушным.
вдруг заговорила, да таким голосом, что я и вспомнить не	могу. "Матерь Божия, не оставь их!.." Тут уж боль подступила ей под самое сердце, по глазам видно было, что ужасно мучилась бедняжка; упала на подушки, ухватилась зубами за простыню; а
вера была так сильна, что ты чувствовал близость Бога, твоя любовь	так велика, что слова сами собою лились из уст твоих - ты их не поверял рассудком... И какую высокую хвалу ты принес его величию, когда, не находя слов, в слезах
- сказал князь с упреком, - я вижу, вы нисколько не стали благоразумнее -	вечно сокрушаетесь и плачете о воображаемом горе. Ну как вам не совестно? я его давно знаю, и знаю за внимательного, доброго и прекрасного мужа и главное - за благороднейшего человека,
Из-под сена виднелись: самовар, кадка с мороженой формой и еще кой-какие привлекательные узелки и коробочки. Нельзя было ошибиться:	это был чай на чистом воздухе, мороженое и фрукты. При виде телеги мы изъявили шумную радость, потому что пить чай в лесу на траве и вообще на таком месте, на
говорила с такою простотою и уверенностью, как будто рассказывала вещи самые обыкновенные, которые сама	видала и насчет которых никому в голову не могло прийти ни малейшего сомнения. Я слушал ее, притаив дыхание, и, хотя не понимал хорошенько того, что она говорила, верил ей совершенно.
хлопотливости, заметной в буфете, по яркому освещению, придававшему какой-то новый, праздничный	вид всем уже мне давно знакомым предметам в гостиной и зале, и в особенности судя по тому, что недаром же прислал князь Иван Иваныч свою музыку, ожидалось немалое количество гостей
и, как видно было, с усилием - потому что он поморщился - поправил	под рубашкой вериги. Посидев немного и заботливо осмотрев прорванное в некоторых местах белье, он встал, с молитвой поднял свечу в уровень с кивотом, в котором стояло несколько образов, перекрестился на
мои глаза: я вспоминал ужасную действительность, содрогался, но не переставал	смотреть. И снова мечты заменяли действительность, и снова сознание действительности разрушало мечты. Наконец воображение устало, оно перестало обманывать меня, сознание действительности тоже исчезло, и я совершенно забылся. Не знаю, сколько
раздались из залы звуки гросфатера, и стали вставать из-за стола. Дружба	наша с молодым человеком тотчас же и кончилась: он ушел к большим, а я, не смея следовать за ним, подошел, с любопытством, прислушиваться к тому, что говорила Валахина с дочерью.
и все кудряшки распрыгались около ее раскрасневшегося личика, мне нисколько не было совестно. Я понял, что смех ее был слишком	громок и естествен, чтобы быть насмешливым; напротив, то, что мы посмеялись вместе и глядя друг на друга, как будто сблизило меня с нею. Эпизод с перчаткой, хотя и мог кончиться
сидела в гостиной и разливала чай; одной рукой она придерживала	чайник, другою - кран самовара, из которого вода текла через верх чайника на поднос. Но хотя она смотрела пристально, она не замечала этого, не замечала и того, что мы вошли.
губы, которые как-то неловко, но приятно складывались, недостаток в произношении - пришепетывание, и большая, во всю голову, лысина: вот наружность моего отца,	с тех пор как я его запомню, - наружность, с которою он умел не только прослыть и быть человеком à bonnes fortunes *[удачливым], но нравиться всем без исключения - людям
с такой силой, что я чуть было не упал. Я оглянулся. На опушке леса, приложив одно ухо и приподняв другое, перепрыгивал заяц. Кровь ударила мне в голову, и	я все забыл в эту минуту: закричал что-то неистовым голосом, пустил собаку и бросился бежать. Но не успел я этого сделать, как уже стал раскаиваться: заяц присел, сделал прыжок, и
в лесу видна избушка сторожа. Из окна направо видна часть террасы, на которой сиживали обыкновенно большие до обеда. Бывало, покуда поправляет Карл Иваныч лист с диктовкой, выглянешь в ту	сторону, видишь черную головку матушки, чью-нибудь спину и смутно слышишь оттуда говор и смех; так сделается досадно, что нельзя там быть, и думаешь: "Когда же я буду большой, перестану учиться
доставало довольно присутствия духа, чтобы заниматься своим делом, а сила привычки тянула	ее к обыкновенным занятиям. Горе так сильно подействовало на нее, что она не находила нужным скрывать, что может заниматься посторонними предметами; она даже и не поняла бы, как может прийти
ее протопопу, которому вещица эта, казалось, чрезвычайно понравилась: он покачивал головой и с любопытством	посматривал то на коробочку, то на мастера, который мог сделать такую прекрасную штуку. Володя поднес своего турка и тоже заслужил самые лестные похвалы со всех сторон. Настал и мой черед:

Subsets and Splits

No community queries yet

The top public SQL queries from the community will appear here once available.